Тайские зарисовки. Часть десятая. Считала я овец отару…

Нет, известный мальчик из солнечного Кутаиси – журналист Отар Кушанашвили – тут совершенно не при чем. Просто был момент, когда меня измучила бессонница. И, главное, ничего не могла с ней поделать! А в Тае еще такая духоперка ночами! Лежишь, ворочаешься, преешь, думы всякие думаешь.

Просмотр нудных телепрограмм мне не помогал, долгое стояние под душем – тоже. Прогулка, пробежка, отжимания, чтение также не уносили в желанную дремоту. Тайских народных рецептов для скорого засыпания я не знала. Впрочем, я вообще не знала, что делать, когда приходит бессонница – на сон я никогда не жаловалась. Но вот я вспомнила про считание овец.

– Ну, что же, где там мое стадо?! Давайте-ка, начинайте скакать. – Скомандовала я в очередную ночь и хлопнула в ладоши. На овце, эдак, шестисотой, сбилась со счета. Начала сначала. Не помогло. Овцы прошмыгнули, бессонница осталась. Ничего страшного, со всеми когда-то случается. Решила, что отосплюсь днем, благо вечером никаких мероприятий не намечалось. Увы! И в дневное время сон не прилип. Я не отчаялась. Понадеялась, что уставший от бодрствования организм к надвигающейся ночи даст сбой, очи мои сомкнутся и заботливый Морфей обоймет меня. Куда там!

«Пошли третьи сутки без господина Храповицкого, – записала я в своем дневничке, – но куда он денется-то?! Сегодня наверняка сцапает меня – вечером концерт, устану, как собака, в три секундочки и того-с».

И что бы вы думали? Правильно: не сморило меня и тогда. Хотя концерт, на который я так уповала, меня здорово измотал. Он пришелся с 28 февраля на 1-е марта – все мы дружно встречали календарную весну. Выступление свое я начала с красивой легенды. Она гласила. Однажды Весна захотела поплясать и повеселиться и поэтому спустилась на землю в образе прекрасной девушки (ну, не в виде же огурца ей было по такой причине являться). А Злой Змей взял да и выкрал Весну, заперев у себя в замке. Птицы перестали петь, животные загрустили, дети позабыли, что такое веселье и смех. Мир погрузился во тьму, печаль и уныние. Но нашелся тот смельчак, который вызвался спасти Весну и вернуть всем радость. Цельный год юноша (а в легендах всегда только юноши подвиги и совершают – не старперское это занятие на дело ходить) шастал, ища логово супостата. А, найдя, вызвал рептилию на бой. Боролись они долго, и юноша, конечно, победил Змея и освободил прекрасную Весну. Ожила природа, люди воспрянули духом, весь мир засиял прежними красками. Что, думаете юноша тоже обрел свое скромное счастье? А вот и нет, а вот и хрен. У спасителя – незавидная судьбинушка. Рухнул он на землю, да и крякнул от полученных в сражении ран. Там же, где он опочил, повылупливались подснежники – трогательные символы его героического поступка.

А после легенды я прочла стихотворение:

 

«Зима недаром злится,

Прошла ее пора –

Весна в окно стучится

И гонит со двора.

И все засуетилось,

Все нудит Зиму вон –

И жаворонки в небе

Уж подняли трезвон.

Зима еще хлопочет

И на Весну ворчит.

Та ей в глаза хохочет

И пуще лишь шумит...

Взбесилась ведьма злая

И, снегу захватя,

Пустила, убегая,

В прекрасное дитя...

Весне и горя мало:

Умылася в снегу

И лишь румяней стала

Наперекор врагу».

 

Этот стих я помню и люблю еще со школьной скамьи. Бывает, иду куда-нибудь по делам, а на питерских улицах – грязища, лужи и люди злые, серые, недовольные. А чего, спрашивается, им довольными быть? Когда-то башмаком в говнецо вляпаются, то штанину в дрянце изгваздают. И вот, значит, иду я, иду, а стишок про себя бормочу. Так мне хорошо сразу же делается, легко и беззаботно, что хочется петь и порхать, аки птаха.

Что я, собственно, и принялась делать после декламации нетленного творения Федора Ивановича Тютчева. Рассудила так: чем веселее буду встречать весну, тем быстрее она на родине моей раздухарится: распустит листочки, оживит червячков и бабочек (а еще, как вы помните, я очень рассчитывала на сон). Посему скакала, ног не щадя и пела, связок не жалея.

…Возвращалась в отель осипшей и хромающей, начисто обессилившей клячей. Подойдя к номеру, я увидела, что перед дверью стоит овца. Чуть поодаль – другая, за ней – еще, еще и еще. Я поморгала, головой потрясла, звери никуда не делись. Я замахала руками, топнула ногой – стоят, проклятые, вперили в меня зенки свои, кудрями белеют.

– Кыш, говорю, кыш. Вас тут нет, мне пройти надо, поспать лечь.

– Ты чего это на нас шумишь, м?, – вдруг спросила меня одна из овчих.

– Все, я точно брежу: это невозможно, вы не умеете говорить!

– Вот ты интересная, а что мы сейчас, по-твоему, делаем?

– Меня с ума сводите.

– Нет, и в мыслях не имели. А скажи-ка ты нам, что ты с нами давеча делала?

– Я? Ничего я с вами не делала!

– А кто нас считал?

– Так это… Подождите! Вы не можете разговаривать.

– Можем. Мы и считать умеем. И сейчас мы тебя и посчитаем.

 

Произнеся эти роковые слова, парнокопытные двинулись в мою сторону, дружно произнося: «одна, две, три, четыре, пять…». Я дала деру, стукнулась лбом о пальму, незамеченную мной…

Очнулась на лежаке в тени куста. Ничего не понимая, но хорошо припоминая происшествие, я решила списать все случившееся на тепловой удар, вырубивший меня из жизни на неопределенное время. Дескать, перегрелась и все мне причудилось: и бессонницы, и овцы… А как же выступления? Сломя голову, я понеслась в номер. Так и есть: вся комната уставлена свежими цветами. Значит, накануне я, все-таки, не валялась в отключке. Получается, что и отара, встретившаяся мне на пути в отель, реальна. И что же тогда со мной происходило? Уж не похитили ли меня инопланетяне и не провели ли надо мной опыты межгалактические? Или я перебрала с тайским ромом и морепродуктами? А вдруг мне какой-то «остряк» что-то галлюциногенное в пищу подмешал? Поди теперь разузнай! По возвращению в Петербург обязательно наведаюсь к знакомому гипнотизеру – пусть в подсознание мое меня погрузит, погляжу что к чему.