Глебово гудит. Глебово пляшет. Глебово поет. Хорошо в Глебово!
Народная молва гласит: хорошо там, где нас нет. Враки! Уверяю вас, дорогие мои бурундучки, – ложь чистой воды! Ну, как может быть хорошо там, где нет Аллы Браун?! Ведь всем в нашей большой стране, впрочем, и далеко за ее пределами, давно известно, что Алла Браун – дама во всех смыслах замечательная. И коня на скаку тормознет, и в хату горящую ломанет, не сдюжит. А уж какая она мастерица концерты давать! И не в смысле каких-нибудь там истерик и прочих бабьих выкрутасов. Поет (преимущественно), танцует (редко и как умеет), зажигательно вещает в микрофон она будь здоров! Так разве может быть хорошо там, где нет ее, то есть меня? Вот и в Глебово решили, что не может. И посему позвали меня 27-го мая в ту сторону – днем рождения давнего друга хороводить.
Вообще, 27-го мая – день рождения Санкт-Петербурга. Я, как убежденная патриотка горячо любимого города, всегда в этот момент с ним. Если не залп из Петропавловской пушки даю, то на Дворцовой площади с поздравительным транспарантом хожу. Но тут пришлось изменить давней традиции (надеюсь, Петербург на меня не в обиде). Да и разве я могла поступить иначе, когда день рождения отмечал Олег – мой, как я уже упомянула, давний друг и по совместительству супруг моей горячо любимой подруженьки Светочки Гундаренко.
Олег – прибалт. Но вопреки расхожему мнению (что-то я сегодня все опровергаю) не является воплощением анекдотичного образа. Например, такого: прибалт возвращается домой из трехмесячной командировки. Супруга ему говорит: «Дорогой, тебя не было дома три месяца! Поцелуй же меня скорей!». На что супруг ей отвечает: «Милая, к чему тебе эти оргии?». Это я к тому, что Олежка – парень мировой: отзывчивый, компанейский да и Светку очень любит. Посему поздравляла я его в том числе и такой песней (на мотив мультяшного хита «Оставайся, мальчик, с нами – будешь нашим королем»):
Мы желаем жизнь без бури и любовь без ураганов!
Пусть несутся твои лодки и большие корабли!
Пусть здоровья будет море, счастья будут – океаны!
До краев будут набиты золотые сундуки, золотые сундуки!
Будут литры пусть распиты, и бокалы все разбиты
За твое, Олег, здоровье мы и выпьем, и споем!
Если хочешь быть богатым, если хочешь быть счастливым, –
Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королем!
Ты будешь нашим королем!
Будешь ты тонуть в объятьях и в пивной пушистой пене,
В поздравленьях, в пожеланьях и в безудержной любви!
Пожелаем конкурентам лечь на дно к ядреной фене
И тогда твоими станут золотые сундуки, золотые сундуки!
Будут литры пусть распиты, и бокалы все разбиты
За твое, Олег, здоровье мы и выпьем, и споем!
Если хочешь быть богатым, если хочешь быть счастливым, –
Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королем!
Ты будешь нашим королем!
Ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла
Ла-ла, хей-ла, ла-ла ла-ла-ла-хэй!
Кутили мы Олежкин праздник два замечательных дня. Сначала был мальчишник, на второй день – девичник. Не спрашивайте, почему так получилось, что мальчики – налево, а девочки – направо. Просто примите к сведению и внимайте. Оба дня запомнятся всему Глебово (а это в Подмосковье, если кто запамятовал или не знал) безудержным весельем. Да таким, что про него в местной прессе заметку дали. Можете не сомневаться: ваша покорная слуга постаралась на славу, впрочем, как всегда. Я много пела, много шутила, рассказала кучу разных историй… И даже влюбила в себе местного жителя Михаила Сергеевича Горбачева. Нет, не нашего бывшего правителя, а его тезку.
Глебовский Михал Сергеич оказался случайным свидетелем первого дня наших торжеств. И, как это со мной часто случается, втюрился в меня по самое не могу. Лет ему, на секундочку, под 100, если не под 150. А все еще ловеласничает. Не знаю, какими речами, правдами и не правдами он меня уболтал, но на следующий день я поперлась к нему на (простигосподи) свидание. Жил дедушка Миша в какой-то тьму-таракани в тени вековых сосен. Я два часа искала его сарай (который он гордо именовал нашим будущим родовым гнездом). Изгваздалась в каких-то помоях, сломала каблук (а поперлась я к нему во всем концертном), прическу испортила, колготину разодрала. В общем, изматерилась вся.
Добравшись, наконец, до дедовой халупени, я… не обнаружила его дома! Можете себе такое представить?! Телефона у меня его не было – он, видите ли, им не пользуется, ибо зло. Потопталась я у порога, поозиралась, поаукала. Вдруг вижу – соседка.
– Тетя, – спрашиваю у нее,– вот тут дедушка ведь проживает, да?
– Горбачев, что ль?
– Да!
– Есть такой! А вам, дамочка, собственно, чего от него надо. Нет его дома. Уехал вчера вечером.
– Куда это?
– На рыбалку или в лес, он мне особо не докладывал. А у вас к нему какое-то дело?
– Да нет, уже никакого дела у меня к этому склерознику нет.
Несолоно хлебавши, поплелась я обратно, дорогой сетуя на амурную непруху свою. Даже дед самых честных правил, и тот меня кинул. Но вы же меня знаете: долго унывать я не умею, да и вам не советую. Ведь жизнь не для того нам послана, чтобы в печали ее проводить, по всяким незначительным поводом тоскливыми дятлами сонно на мир глядеть. Вот. Такая моя браунихинская философия. Зафиксируйте ее в своих головах, да почаще про нее вспоминайте, не будьте как Горбачев.